Уморительные трюки

В предрассветный час народ стекается к Площади.- Тут были дворяне, возмущенные решением кардинала (приказ ущемлял их сословные права), зеваки — любители кровавых зрелищ, горожане, идущие к площади нерешительно, не уяснив для самих себя, что ими владеет больше страх или любопытство.
Вся эта разношерстная толпа — торговцы, дворяне и простолюдины — становилась многоликим действующим лицом финальной сцены. К ним обращала Марион де Лорм свой монолог. В каждом участнике массовой сцены ее слова рождали разное отношение, и это помогало актрисе играть, активизировало задачи — взгляд ее пробегал по лицам, стараясь найти те глаза, где теплилось участие к осужденным, а заметив в ком-либо искру возмущения приговором, Марион стремилась разжечь ее до открытого протеста. Появлялись эскортируемые гвардейцами носилки кардинала, народ расступался, давая им дорогу. Марион бросалась на колени перед процессией, моля о помиловании. Когда она замолкала, наступала полная тишина — все замирали в ожидании ответа. Из-за закрытых занавесок носилок слышался отказ, Марион падала без чувств, кортеж двигался дальше, уводили осужденных, за конвоем устремлялась возбужденная предстоящим зрелищем толпа. Сцена оставалась пустой. Желто-красный свет факелов, льющийся из-за кулис, пробегал по фигуре Марион тревожным беспокойным бликом. Обезумевшая от горя, с остановившимся от ужаса взглядом она прислушивалась к тому, что происходило за кулисами. Там шум усиливался, становился зловещим и неожиданно сменялся тягостной тишиной. Затем слышался одновременный вздох многих людей, вскрик нескольких женских голосов — и все стихало. Снова ахала толпа, и опять наступала пауза. Зритель понимал, что приговор кардинала над двумя осужденными приведен в исполнение. Постепенно усиливающийся говор толпы приближался. На сцене появлялись люди — кто шел медленно, кто бежал в испуге. Марион все еще оставалась неподвижной, как бы не осознав случившегося.