Степан Леонидович Кузнецов

Все — вдруг! Великолепен был Кузнецов в сцене опьянения. Чем сильней вино горячило и будоражило Хлестакова, тем больше он хвастал и врал. Не в силах остановиться или отдать себе отчет, зачем он это делает, Кузнецовский Хлестаков, упиваясь самим процессом вранья, в каком-то экстазе рассказывал несуразицы, сам в них верил, заставлял верить партнеров, увлекал зрителя, ошарашивая его своей убежденностью и силой темперамента, пока внезапно не наступала реакция: хмель сразу ударял ему в голову, и Хлестаков замирал в какой-то неживой позе, словно механическая игрушка, у которой кончился завод.
Степан Леонидович Кузнецов был великолепный актер. Он неоднократно играл Хлестакова до встречи с Синельниковым, затем исполнял эту роль до революции в Киеве, служа в антрепризе Николая Николаевича, но в 1923 году в Харькове он с помощью Синельникова тщательно пересмотрел свою работу и овладел этой ролью в совершенстве. В его игре была та высокая степень мастерства, когда оно становится для зрителя неощутимым и стирается грань между актером и образом.
В январе 1924 года партийные и советские организации Харькова торжественно отметили пятидесятилетие творческой деятельности Синельникова. В юбилейный вечер шли: «Взятие Бастилии» Ромен Роллана — первый акт, «Слесарь и канцлер» А. В. Луначарского — пятый акт, «Свадьба Кречинского» А. В. Сухово-Кобылипа — второй акт и «Лес» А. Н. Островского — второй акт. На вечере выступали, чествуя своим искусством юбиляра, приехавшие В. Н. Давыдов, Степан Кузнецов и К. В. Стефанов. Тепло отметила юбилей харьковская общественность, много было цветов и подарков. Но самым редким и дорогим, как пишет в своих воспоминаниях Синельников, считал он подарок технического персонала: «Ночью, тайком от директора театра, рабочие выпилили из пола сцены тот квадрат, на котором стояло режиссерское кресло, и заменили его новой доской. А на нем, сохранив облезшую краску пола сцены, представители всех цехов дали образцы своего искусства.