Споры и раздоры

Анна Андреевна в своем эгоистическом стремлении подавить малейшую самостоятельность в суждениях дочери вырастила в ее лице вечного и непримиримого спорщика по любому вопросу. В то же время Марья Антоновна была прямой последовательницей матери: не менее ревностно она относилась к туалетам, так же неравнодушна была к мужским ухаживаниям и в той же мере любопытна, тщеславна и упряма. Споры и раздоры вспыхивали поминутно, и чем ничтожней был вопрос, тем настойчивей и ожесточенней сражались противницы.
Их раздоры и соперничество натолкнули Синельникова на очень удачную мизансцену. В сцене с Хлестаковым обе дамы перед тем как, по приглашению Хлестакова, сесть на диван по обе стороны от него, так широко размахивали своими пышными платьями, желая лучше их расправить, что закрывали гостя, севшего раньше их. Дамы, вызывающе смотря друг на друга и не желая уступить, так и садились, растянув юбки, а Хлестаков, оказавшись задрапированным в них по пояс, сидел, словно выросший из блондочек, бантиков, пуфиков — из чепухи.
Решение образа Хлестакова у В. М. Петипа и С. Л. Кузнецова было одно. Оба приняли рисунок, предложенный Синельниковым. Но у каждого из них была яркая актерская индивидуальность, и Хлестаков Виктора Петипа был больше «столичная штучка», тогда как Хлестаков Степана Кузнецова давал городничему все основания сказать: «Ну, что было в этом вертопрахе похожего на ревизора? Ничего не было!» Хлестаков у Кузнецова высказывал внезапно пришедшую мысль с таким апломбом, точно это было его глубоким убеждением, но если собеседник придерживался противоположного мнения, то Хлестаков, подумав долю секунды, не находил причин, почему бы его и не поддержать. «А впрочем, пожалуй», с радостью соглашался он. Эти секундные раздумья — моменты статики, прерывающие фейерверочный темп, в котором вел роль Кузнецов, открывали перед зрителем духовный мир Хлестакова, где не существовало никакой основы, идейных стремлений, убеждений и каких бы то ни было принципов. «Легкость в мыслях необыкновенная!» И больше ничего.