Новая мизансцена

Вера Леонидовна Юрепева в своей книге верно характеризует режиссерские принципы Синельникова: «Немногие режиссеры умеют так жить актером, всецело отдавать ему себя, растворяться в нем, как это делал Синельников. Он абсолютно не выдвигал свое значение в спектакле на первый план, он не существовал отдельно от исполнителя, предоставляя ему первое место на сиене.
За эту верность, за отсутствие режиссерского эгоизма актерство отвечало Николаю Николаевичу полным признанием его авторитета, каждое его указание на репетиции обязательно выполнялось».
Юренева также отмечает, что Синельников был «строг и требователен». Но он никогда не злоупотреблял ни своим режиссерским правом, ни авторитетом и давал простор творческой инициативе актера. Приступая к постановке даже излюбленных своих пьес, много раз шедших у него ранее, он не тянул актера к результату, достигнутому некогда прежними исполнителями, а исходил в первую очередь из индивидуальности данного актера. Мизансцены в таких спектаклях Синельникова, как «Горе от ума», «Ревизор» и другие, были строго установлены, но если в процессе репетиций рождалась новая, казавшаяся ему более выразительной и правдивой, он тотчас се фиксировал и отменял рапсе установленную.
В течение ряда лет во многих редакциях спектакля «Горе от ума» у Синельникова при открытии занавеса в первом акте Лиза сидела в кресле, поджав под себя одну ногу, голова ее, съехав со спинки, свешивалась набок. Но вот однажды актриса, репетировавшая Лизу, накрылась платком; Синельникову это понравилось. Стали искать, как более естественно укрыться, и родилась новая мизансцена. Теперь, когда открывался занавес, зритель в свете раннего утра различал контуры предметов, среди которых внимание его привлекало нечто бесформенное. На сцене становилось светлей, и «нечто» оказывалось человеческой фигурой, укрытой платком с головой. Так начинала акт Лиза-А. Ф. Сальникова.