Демократические слои

Проникновенная игра А. А. Остужева (Алексей) заставляла верить, что в этом искреннем и честном юноше отец нашел опору, это давало старику надежду, что жизнь семьи еще можно перестроить и что все может наладиться.
Тончайшую ткань этой сцены внезапно со страшной силой разрывал выход Константина — Леонидова. Он врывался, задыхаясь от бешенства. Доведенный до исступления Константин требовал выгнать из дома мужа старшей сестры — растлителя, шантажиста и негодяя. Надежды Ванюшина разлетались в прах — во всей наготе представали перед ним грязь, пошлость, цинизм, царящие в его доме. Разражался бурный скандал. Безудержный темперамент Леонидова помог режиссеру закончить акт диссонансным могучим аккордом.
В последнем акте события быстро сменяли друг друга. Константин бесцеремонно перестраивал жизнь в доме по новому образцу, решая деловые вопросы без участия отца. Старик видел, что в его семье все основано на купле и продаже, близкие ему люди лгут и обманывают друг друга, но изменить что-либо был не в силах: принцип «не обманешь не продашь» был заповедью времени. И глава фирмы, положивший сорок лет на то, чтобы передать ее детям, думая этим составить их счастье, понимал, что прожил жизнь напрасно. Решив покончить жизнь самоубийством, Ванюшин уходит из дома, где он чувствует себя чужим среди родных детей.
В финале пьесы мертвое тело отца шестерых детей вносят в дом чужие люди: старик в лохмотьях, татарин и несколько человек из простонародья, как указано в ремарке автора.
Синельников с большим вниманием отнесся к этой последней сцене. Усталые, плохо одетые люди несмело переступают порог богатого дома. Случайно обнаружив несчастье, они сочли своим долгом отнести погибшего в родную семью. Осторожно ступая, стараясь не стучать сапогами, вносили они покойного, бережно клали его на диван и, сняв шапки, отходили в сторону, давая возможность близким людям подойти к телу. Но родные Ванюшина стояли неподвижно, оцепенев от растерянности.